“Класть больных уже некуда. И это по-настоящему страшно”

Критическая ситуация в Туве: больницы переполнены, количество новых случаев заражения коронавирусом растет, власти остановили работу общественного транспорта, но это не мешает голосованию по поправкам в Конституцию. Рассказываем, что происходит с заболевшими коронавирусом в республике

В столице Тувы Кызыле несколько дней назад на неопределенный срок остановили работу общественного транспорта из-за критической эпидемиологической ситуации. Количество заболевших в республике начало резко расти в середине мая. Главной причиной роста количества заражений власти назвали активность населения и внутрисемейное распространение инфекции. Сначала карантин ввели в нескольких районах, а с 8 июня —  на территории всей Тувы. 

В больницах республики развернули более 800 дополнительных коек, но, по словам врачей, мест всем не хватает: каждый день Covid-19 обнаруживают у 130-140 человек — сейчас  в Туве одни из самых высоких в России показателей заболеваемости на 100 тысяч населения. Для лечения коронавируса оборудовали несколько школ, жителям делают флюорографию в мобильных сортировочных центрах.

23 июня от коронавируса скончался верховный лама Тувы Джампел Ладой. 25 июня Глава Тувы Шолбан Кара-оол, который сам в начале июня переболел коронавирусом, попросил Минздрав отправить в республику бригаду врачей из Москвы. 

Несмотря на критическую ситуацию в регионе, накануне начала голосования по поправкам в Конституцию карантин сняли. 25 июня в Туве открылись 183 избирательных участка.

Жительница Кызыла, которую госпитализировали с коронавирусом, рассказала о ситуации в республике. 

Лилия Сат (имя изменено по просьбе героини):

Режим самоизоляции в Кызыле мало кто всерьез соблюдал — в апреле и мае многие люди вообще не верили, что вирус существует и что он опасен. Да, кафе, магазины, салоны красоты были закрыты, но люди продолжали ходить друг к другу в гости, навещать родственников. А теперь больницы переполнены. Мне кажется, такая резкая вспышка заболевания произошла именно из-за отсутствия дисциплины и из-за несоблюдения правил безопасности на предприятиях и в крупных учреждениях.

Мой муж работает в федеральной службе исполнения наказаний — в колонии. Я с самого начала понимала, что он в зоне риска: сотрудники колонии сами готовят, сами моют посуду, никакой дезинфекции. Во время дежурств и ночных смен все спят в одной и той же комнате — о соблюдении дистанции не может быть и речи. Уборка тоже полностью на них. В его колонии заболели многие: как заключенные, так и сотрудники. Муж после работы каждый день возвращался домой, то есть контакты сотрудников никто не пытался ограничить, их не посадили на карантин. 

В итоге мой муж тоже заболел. Тесты им никто на работе не делал. Чтобы сдать мазок, надо самостоятельно взять направление в поликлинике МВД, отстояв очередь с самого утра, а потом поехать в кожно-венерологический диспансер. Результаты теста мужа не приходит уже третью неделю — за это время он успел переболеть в легкой форме, а также заразить всю нашу семью — меня и наших родителей.

У всех в семье поднялась температура, кроме меня. У меня две недели была страшная слабость, зуд в глотке и носу, а потом начала болеть голова. Когда я поняла, что моё состояние ухудшается, я стала сразу искать, где можно проверить легкие, потому что на тесты надежды не было. В одном из частных медцентров Кызыла — “Алдан” — многие тесты приходили с ложным результатом. В “Инвитро” не пускают с симптомами ОРВИ. Многие больницы прекратили плановый приём, а до остальных не дозвониться. 

Знакомая рассказала мне, что у нас появился сортировочный центр, куда можно прийти с симптомами и сделать флюорографию. Врач быстро посмотрит на легкие и решит, нужна госпитализация или домашнее лечение. Прямо на улице стоит машина с аппаратом: пациентов принимают внутри, а потом через окошко выдают результаты и направление. Мы поехали в этот центр с мужем и его родителями — и вместе ждали. 

Рентген показал, что мои легкие поражены на 35%, а в больницу кладут начиная с 25%. Мне сказали собирать вещи и госпитализироваться. Однажды я болела пневмонией и имела представление о том, что меня ждет. Но шок, по-моему, до сих пор не прошел. 

Сейчас я лежу в трехместной палате. В первый же день мне поставили капельницу. Мне сразу стало немного легче. У меня все еще постоянная слабость, давление поднимается выше нормы, учащенное сердцебиение. От гидроксихлорохина тошнит,  я стараюсь хорошо есть — и это притупляет тошноту. Недавно появился кашель, из-за одышки трудно долго разговаривать. 

При поступлении в больницу у меня должны были взять анализ на биохимию крови, анализ мочи и мазок на Covid-19, но ничего из этого не сделали. 

В больнице обстановка напряженная. Чувствуется, что многие врачи растеряны и боятся заболеть. У них запотевают очки, трудно поставить укол — а снимать костюм нельзя шесть часов. Некоторые не выдерживают и все-таки протирают очки. Некоторые работают в памперсах.

У меня есть пожилые бабушка и дедушка. Мы ограничивали контакт с ними, но иногда завозили им продукты. Теперь я боюсь, что мы могли их заразить. У бабушки появилась слабость и небольшие головные боли. Звоним участковому — не берет. Три дня назад я написала вопрос в группе республиканского Минздрава Вконтакте: как пожилой человек в нынешних условиях может получить помощь? Мне не ответили. 

Сейчас в Кызыле полностью остановился городской транспорт. В аптеках огромные очереди. Многие ходят в масках, люди начали серьезнее относиться к ситуации. 

Больницы заполнены донельзя. Коек не хватает, поэтому людей начали госпитализировать даже в некоторые перепрофилированные под больных школы. 

Мой муж продолжает ходить на работу, меры безопасности в колонии не стали строже. Сейчас у нас 23:28 — у нас в больнице обсуждают,  что у сортировочного центра люди все еще стоят в очереди, а класть больных уже некуда. И это по-настоящему страшно.

Если эта история кажется вам важной, подпишитесь на нашу регулярную рассылку об инфодемии — дезинформации вокруг новостей о коронавирусе. И следите за нами в Телеграме.

Anna Ryzhkova

Anna Ryzhkova is a journalist reporting on social issues. She worked as an editor for Russian Reporter magazine, has written for Mel, the Novaya Gazeta newspaper and others.

The Big Idea

Shifting Borders

Borders are liminal, notional spaces made more unstable by unparalleled migration, geopolitical ambition and the use of technology to transcend and, conversely, reinforce borders. Perhaps the most urgent contemporary question is how we now imagine and conceptualize boundaries. And, as a result, how we think about community. In this special issue are stories of postcolonial maps, of dissidents tracked in places of refuge, of migrants whose bodies become the borderline, and of frontier management outsourced by rich countries to much poorer ones.
Read more