«Нельзя допустить лекарственной трагедии»: что говорят представители фармкомпаний о российской вакцине

Одиннадцатого августа Россия объявила о регистрации первой в мире вакцины от коронавируса. Весь процесс ее создания уложился в рекордно короткие сроки — в конце апреля подведомственный Минздраву центр Гамалеи получил госзадание на разработку, а к середине июля уже заканчивал тестирование вакцины на добровольцах.

Одновременно с этим вакцину начали активно рекламировать. По данным Bloomberg, еще весной ее предлагали чиновникам и крупным бизнесменам. Публично заявил о сделанной прививке глава Российского фонда прямых инвестиций Кирилл Дмитриев — его фонд инвестирует в создание вакцины. Владимир Путин сообщил, что уже привилась одна из его дочерей.

Но многие исследователи — и российские, и зарубежные — вакцину критикуют. Основные претензии в том, что Минздрав не опубликовал никаких исследований, а группа добровольцев (меньше ста человек) слишком мала для того, чтобы убедиться в безопасности вакцины. Ей не доверяют и российские медики: согласно опросу, половина из них сделать прививку не готовы. Ассоциация организаций по клиническим исследованиям (АОКИ), в которую входят российские представительства крупных фармкомпаний, обратилась к Минздраву с просьбой отложить регистрацию вакцины.

Мы поговорили с исполнительным директором АОКИ Светланой Завидовой о том, какие фазы должна пройти любая новая вакцина, как это происходит в России и зачем ассоциация написала письмо в Минздрав.

— Расскажите, как вообще должна регистрироваться вакцина?

Давайте начнем с того, как она должна разрабатываться и какие к ней требования. При разработке любого нового препарата с нуля — если мы не берем дженерики (копия оригинального препарата) — сначала проводятся доклинические исследования на живых моделях, на животных. Их цель — посмотреть безопасность и токсичность вакцины, но еще не на человеке. После того, как на животных доказано, что вещество относительно безопасно, начинаются исследования с участием людей.

Эти исследования в классической схеме делят на три фазы — до регистрации. Существует еще четвертая фаза, но она уже пострегистрационная.

Разработка идет — если так можно сказать — от малого к большему. В первой фазе задача — посмотреть безопасность применения вакцины для человека. Обычно в ней участвует ограниченное количество здоровых добровольцев. Мы сейчас говорим про вакцину, но в принципе почти все препараты за исключением высокотоксичных — ну, например, какой-то химиотерапии — в первой фазе имеют здоровых добровольцев. Это действительно исследование на безопасность.

Потом следует вторая фаза. Обычно в ней смотрят уже более подробно данные по безопасности, подбирается дозировка, следят за переносимостью. И только-только начинается проверка гипотезы в отношении эффективности — то есть как препарат работает.
Цель третьей фазы — доказать что препарат работает. Обычно исследования проводят сравнительные. То есть берется — упрощенно — одна группа, которая применяет препарат, и вторая, которая применяет либо другой препарат, либо плацебо, контрольная.

И по той выборке, которую вы сделаете, вам нужно будет доказать, что столько-то человек по сравнению с контрольной группой не заразилось. И вот эта разница должна быть достоверной. И ее должно быть видно между контрольной группой и группой, которая принимает препарат.

— А есть какой-то минимум? То есть можно говорить, например, что 10 человек — это совсем не исследование а скажем, 100 — уже исследование?

Прописанных правил, сколько именно должно быть участников испытаний, нет. Это зависит от препарата и от того, на лечение какого заболевания он направлен. Пишется протокол — программа исследования, которая впоследствии должна быть проверена экспертами.

Государственный орган, будь то Минздрав России или FDA в Америке (Food and Drug Administration, Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов), изучая протокол, оценивает, можно ли разрешить подобное исследование, насколько оно безопасно.

При этом важно, насколько возможно будет доказать научную гипотезу в рамках протокола. То есть число участников рассчитывается именно при составлении протокола.

Обычно регуляторы во всех странах идут на повышение [числа участников исследования], а фармкомпании, естественно, — на понижение. И где-то между рождается истина. Если называть среднюю температуру по больнице, то если в первой фазе может речь идти условно до сотни или нескольких сотен испытуемых, во второй фазе — где-то до тысячи или нескольких тысяч, то в третьей фазе уже берется максимально большая выборка для сбора доказательств, что препарат работает. Если речь идет о лекарстве — это может быть несколько тысяч, при тестировании вакцины —даже десятки тысяч.

— Получается, российская вакцина прошла две первых фазы?

Она прошла объединенную первую и вторую. Но вообще не проводила третью. То есть нельзя говорить, что с введением вакцины будет какой-то эффект, что люди не заразятся коронавирусом. Их же считается неэтичным специально заражать. То есть привитые люди должны какое-то время походить, потом будут сравнивать — сколько заразилось в одной группе, сколько в другой. И разница между заразившимися и не заразившимися и будет лежать в основе доказательств.

— А как же вакцина от лихорадки Эбола, которую Россия разработала в 2015 году? Как ее проверяли?

Вот это большой вопрос. Там была очень странная история, эту вакцину тоже выпустил центр Гамалеи. И мы так же узнали из СМИ, что в России зарегистрирована вакцина. Поскольку мы все время отслеживаем клинические исследования, мы точно знаем, что у нас не было никаких исследований Эбола. Мы начали потихоньку шуметь (АОКИ регулярно публикует информационно-аналитические бюллетени о клинических исследованиях в России), и Минздрав просто тупо воткнул задним числом разрешение на якобы проводившиеся исследования.

Из этого только два предположения: либо исследования не было и отчет был нарисован, либо в нарушение закона проводились какие-то тайные эксперименты. Третьего не дано. Я знаю, что потом мы эту вакцину вроде бы Гвинее подарили. Может, они в Гвинее эффективность проверяли, но какими эти исследования были в России — непонятно.

— Что вас побудило написать письмо с обращением к Минздраву (в письме представители фармкомпаний попросили отложить регистрацию российской вакцины)?

Мы подписывали его и понимали, что наше мнение все равно не услышат. Мы прекрасно понимали, что сейчас сверху идет указание, что у нас должен быть «Спутник» — значит, у нас будет «Спутник».

Понимаете, доверие к фарме со стороны общества такое, как бы сказать, шаткое. Его нужно всегда подкреплять доказательствами.

Сфера клинических исследований очень жестко во всем мире регулируется. Но это регулирование в правильном ключе. Потому что когда речь идет об исследованиях с участием человека, все нужно просчитывать очень хорошо. Есть международный стандарт проведения исследований (Good Clinical Practice), есть Хельсинкская декларация [Всемирной медицинской ассоциции], которая содержит этические принципы проведения исследований с участием человека. Вот для нас это — библия.

В условиях пандемии мы увидели, что вот эти все правила все позабыли. Это не первое наше обращение, мы бьем тревогу уже давно. В ответ на это получаем кучу гадостей в свой адрес от компаний, близко аффилированных с властьпредержащими органами.

И массовость нарушения основополагающих принципов подвигает нас к необходимости реагирования. Мы понимаем, что нельзя допустить лекарственной трагедии и очень не хочется терять реноме индустрии.

На Россию в мире и так не лучшим образом смотрят, а чтобы мы оставались полноценным участником международных исследований, нам важно демонстрировать готовность работать по международным стандартам, а не на коленке.

— Когда вы писали это письмо, у вас были какие-то данные, которых не было в публичном доступе?

У нас есть некая инсайдерская информация от отдельно взятых экспертов. По тому, что я слышу от экспертов, я точно эту вакцину на себе пробовать не буду. Помимо прочего, мы понимаем, что нарушаются действительно важные каноны разработки препарата.

— А вы видели, Росздравнадзор вам ответил, что вы делаете выводы, не зная результатов и что несколько сотен добровольцев были привиты?

Непонятно, почему ответил Росздравнадзор, ведь мы обращались в Минздрав. Но видимо, он не ответил, поэтому журналисты попросили Росздравнадзор прокомментировать. Нас обвинили в том, что мы неграмотные, мы не прочли результаты исследований, нам неизвестен результат. Но мы можем встречно ответить: господа, опубликуйте результаты тестирования! А у нас научных публикаций по первой и второй фазе нет, а третья просто не проводилась. Естественно, мы реагируем именно на то, что нет достаточной информации считать, что вакцина безопасна и эффективна.

— У вас есть какая-то информация от добровольцев, которым вводили вакцину?

С нами никто не связывался. Проводилось два параллельных исследования — по 38 добровольцев в каждом. Если мы откроем официальный реестр Минздрава, в нем указано, что было по 43 добровольца — ну, те же 38 плюс несколько резервных. Но даже если так, все равно хочется попросить уважаемый Росздравнадзор просто открыть реестр и посчитать: 43 плюс 43 — это меньше сотни.

Либо, опять же, проводились параллельно какие-то еще тайные эксперименты, о которых мы не знаем — но это, получается, нарушение закона.

Вот у нас в международной прессе писали, что российской элите дали вакцину — и очень большой вопрос к тому же Минздраву: это действительно могло быть? Тогда почему нет в реестре Минздрава разрешенного исследования?

— Знаете ли вы что-то про вторую российскую вакцину, которую сейчас делает «Вектор»?

Вы знаете, боюсь, что ничего не смогу сказать, потому что они себя немного скромнее ведут по отношению к разработке. Есть надежда, что они хотя бы учтут ошибки коллег и не будут уж совсем так нагло действовать. Я надеюсь, что все-таки речь пойдет о полном цикле исследований, а не сначала регистрации вакцины, а потом ее тестировании.

Кстати, вчера еще прошла информация, что сейчас третью фазу чуть ли не с завтрашнего дня начнут. Проблема в том, что в реестре разрешенных исследований Минздрава исследования третьей фазы этой вакцины пока нет. И я никак не могу понять, каким образом объяснить [центру] Гамалеи, что прежде чем что-то начинать, нужно получить разрешение.

— Но они могут его точно так же постфактум опубликовать?

И это страшно. Я лично ходила в розовых очках, но когда сталкиваешься с таким диким нарушением, становится действительно страшно.

В нашей регулярной рассылке рассказываем, как борются с коронавирусом в России и в мире — подписывайтесь и следите за нами в телеграме.