«Ящик всевластия»: первая чеченская война в каждом экране россиян

1994 год, первая чеченская война. Впервые после распада СССР на экранах показали войну — и впервые, без прикрас. 

Кадры войны в Чечне — взрывы, развалины домой и замерзшие тела солдатов — увидели все. Тема войны стала главным медийным инфоповодом, а угроза безопасности заставляла россиян переключать каналы телевизоров — с развлекательных шоу на новости. 

В этом выпуске подкаста бывший корреспондент НТВ рассказывает о своем первом репортаже из Чечни, а бывший депутат Госдумы вспоминает, как Черномырдин освобождал заложников в Буденновске под прицелом телекамер. Когда российские и чеченские власти заключили мир, казалось, что опасность позади — но это было только начало. 

«Ящик всевластия» — это шесть выпусков об истории российского телевидения, и о том, как оно стало таким, каким мы смотрим его сегодня.

Первый, второй и третий выпуски подкаста уже можно послушать на любой удобной вам платформе, в том числе в Apple, Яндекс, Castbox, Google и Spotify. 

Ниже — расшифровка третьего эпизода.

Аудиофрагмент: новости, Светлана Сорокина объявляет о введении войск в Чечню.

Борис Кольцов: мы просто ждали у машины там, то прятались в подвал ближайшей пятиэтажки, то просто ждали. И в какой-то момент в квартал рядом положили град. 

Эггерт: Это — Борис Кольцов, в середине девяностых – один из лучших репортеров телеканала НТВ. Он вспоминает 1 января 1995 года —  первый день своей первой командировки на первую чеченскую войну.

Кольцов: И не могу сказать, что я слышал сильные разрывы, но это на всю жизнь остается, когда до тебя доходит, через эти строения, через всю городскую инфраструктуру. Эта теплая волна воздуха от разрывов и очень яркий запах пороха. Когда говорят “не нюхал порох”, я теперь четко абсолютно понимаю, что это значит — это значит, что ты ловишь насыщенную волну некого тепла и это, конечно, тоже такие глубоко внутренние жуткие ощущения. И с этим страхом живешь потом очень долго.

Эггерт: За окнами квартиры Бориса — Нью-Йорк. Сегодня он работает там на телеканале RTVI. По комнате важно расхаживает пушистый рыжий кот. А Кольцов снова мыслями там, в Чечне. 

Кольцов: До сих пор ненавижу всякие петарды, и так далее. И все, кто меня давно знают, тоже к этому привыкли. Все, например, новогодние фейерверки для меня просто никакого никакой связи с праздником не имеют, потому что ассоциация активно меня все туда уводит. 

Эггерт: Меня зовут Константин Эггерт. Я и Coda.Story представляем подкаст “Ящик всевластия. Жизнь, смерть и будущее российского телевидения”. Это субъективная история ТВ от Горбачева до Путина. Вместе с вами я пройду от года к году, вспоминая звезд экрана, политические драмы и скандалы. Для меня это не только история страны, но в чём-то и история моей жизни. Третья серия — о том, как журналисты переходили линию фронта в Чечне, кто и за что целовал ноги премьер-министру Черномырдину и почему телевидение стало оппозицией Кремлю.

Аудиофрагмент: интро

Эггерт: Чечено-Ингушская автономная советская социалистическая республика при советской власти входила в состав РСФСР. В том же 1990-м году, что жители Литвы, Эстонии или Латвии, чеченцы тоже объявили о суверенитете. 

Аудиофрагмент: Чеченский зикр

Эггерт: У чеченского народа была жива память о завоевании их земли Российской империей в 19 веке и о сталинской депортации всех чеченцев в 1944 году. Лидером движения Чечни за независимость стал генерал-майор советских военно-воздушных сил Джохар Дудаев. 

Аудиофрагмент: Дудаев

Эггерт: После распада Советского Союза независимость Чеченской республики никто не признал, но особенно и не подавлял. У правительства президента Бориса Ельцина было много других, намного более срочных дел — на обломках империи ему надо было оперативно создать политические структуры и экономику нового российского государства. В октябре 1993 года Ельцин с помощью армии подавил попытку Верховного Совета и собственного вице-президента лишить его власти. А в декабре того же года на референдуме приняли новую Конституцию России и провели первые выборы в новый парламент страны — Государственную думу. 

Аудиофрагмент: Жириновский кричит “Вон из зала!”

Эггерт: Корреспондент НТВ Борис Кольцов начал ездить в Чечню задолго до ввода войск. В течение всего 94-го года напряженность между Москвой и Грозным нарастала. Джохар Дудаев настаивал на признании суверенитета Чечни. Кремль суверенитет признать отказывался и требовал пресечь деятельность чеченских преступных группировок по всей России, финансовые махинации и грабежи следовавшего через Чечню транспорта. 

Кольцов: На протяжении практически года перед войной я регулярно общался с чеченцами в Чечне и практически от всех слышал: “мы готовы добрососедские жить с Россией, но если она сюда придет с оружием, то все встанут против”. И, собственно, так оно и произошло. Как только войска ввели, это был очень объединяющий фактор для чеченцев. 

Эггерт: В ноябре 94-го Москва попыталась свергнуть Дудаева силами лояльных ей чеченцев. Но штурм Грозного, проведенный при поддержке российской армии, провалился. Кадры сожженной чеченцами российской бронетехники и пленных солдат потрясли страну. 

Аудиофрагмент: новости из Грозного

Эггерт: И тогда 11 декабря Ельцин официально вводит в Чечню войска. В канун нового 1995 года они вновь пытаются штурмовать Грозный. И вновь неудачно.

Аудиофрагмент: репортаж Кольцова, схема штурма Грозного

Эггерт: Это тот самый первый военный репортаж Бориса Кольцова из Чечни. Финальные  кадры — так называемый стендап — сняты в подземном переходе, недалеко от бывшего здания республиканского комитета компартии, превращенного Дудаевым в президентский дворец.

Аудиофрагмент: репортаж Кольцова

Кольцов: Я ни разу до и ни разу после вот так глубоко в войну не влезал, когда пули реально свистели регулярно. А у меня оператор был — Володя Авдеев — для него это была уже шестая война, то есть такой опытный взрослый дядька. И я, например, удивлялся, почему он прежде, чем выйти из-за угла, делал так — раз и обратно, ну то есть как-то из-за угла показался и обратно ушел. У него это было абсолютно отработано. Я даже не исключаю, что где-то в какой-то момент его кто-то этому научил. Но он реально вел себя как такой обстрелянный боец, а я был такой зеленый и ходил с ним, и в общем это все, представь, сожженные танки буквально на каждом шагу, умершие пацаны мертвые, вмерзшие в землю, которая там уже несколько дней, лежат после этого штурма. 

Эггерт: Чеченская война оглушила нас, российское общество. Мы не забыли почти 10 лет войны в Афганистане. Повторения не хотел никто. Я помню, как в “Известиях”, газете, в которой я тогда работал, мы ловили на летучках каждое слово наших военных корреспондентов. Как когда-то названия афганских городов, вся Россия быстро выучила географию Чечни — города Аргун и Гудермес, села Самашки и Шатой. Репортажи из Чечни шли на ТВ в начале главных новостных программ. 

Аудиофрагмент: нарезка подписей корреспондентов из Чечни

Эггерт: 27-летнего Владимира Рыжкова в 1993 году избрали депутатом Государственной думы от проельцинского объединения “Выбор России”. Он даже успел побывать заместителем председателя парламента. Сегодня Рыжков зарабатывает журналистикой и писательством. Как только я прошу его вспомнить, что он чувствовал, когда включал телевизор в годы той войны, Владимир с трудом сдерживает эмоции. 

Рыжков: первая чеченская война на нашем телевидении оказывалась как катастрофа. Как нечто ужасное. И это было поразительно, что, с одной стороны, была власть, был Борис Николаевич Ельцин, который вел эту войну. А с другой стороны было телевидение, которое критиковало его за эту войну, критиковало это мягко сказано. Война подавалась как цепь бесконечных преступлений. 

Аудиофрагмент: Сванидзе говорит о Чечне

Эггерт : Войну критиковали все — даже журналисты государственных телеканалов. А люди Дудаева буквально поселились в телевизоре, вспоминает Владимир Рыжков. 

Рыжков: Мне запомнился очень активный и такой наступательной пресс секретарь Джохара Дудаева — Мовлади Удугов, который каждый день рассказывал про войну на российском телевидении. Может ли сегодня кто-то представить, что Россия ведет с кем-то войну, а пресс-секретарь противной стороны комментирует события на российском телевидении?

Эггерт: Мовлади Удугов почти до конца девяностых постоянно присутствовал на телеэкране. Вот что, например, предлагал он Кремлю от имени чеченского руководства в 97-м.

Аудиофрагмент: Удугов

Эггерт: Рыжков вблизи наблюдал реакцию высших российских руководителей на то, как ТВ освещало войну. 

Рыжков: Виктор Степанович Черномырдин говорил: “да что ж такое, у нас ребята там воюют, а эти, понимаешь, только Мовлади Удугова, понимаешь”. То есть было, скорее, такое раздражение. Но ни у кого не чесались руки. Вот что важно понять. То есть было недовольство, было несогласие, но и мысль не приходила в голову, что давайте мы закроем телеканал, отзовем лицензию или там поменяем руководителей. 

Эггерт: Журналисту Борису Кольцову и вице-президенту НТВ Олегу Добродееву ситуация представлялась совершенно иначе. 

Кольцов: НТВ практически сразу столкнулось с очень жестким давлением со стороны правительства на тему того, что мы рассказываем и показываем про Чечню. Поэтому уже где-то к марту Олег Сосковец, тогдашний вице-премьер, нашел некие рычаги и аргументы, чтобы как минимум заставить Олега Добродеева очень внимательно относиться к содержанию всего контента из Чечни. И была у нас очень четкая задача, что, когда мы что-то делаем, надо предоставлять две точки зрения. Это был у Олега один из главных аргументов, когда его вызывали в высокие кабинеты ругать.

Эггерт: Журналистская объективность часто требовала большого риска. Как-то раз Кольцов приехал на съемки в село Шатой, где стояла федеральная часть. Знакомая чеченская семья предложила ему пройти к позициям сепаратистов.

Кольцов: Есть основная дорога, и там, где кончается контроль федералов в Шатое, дальше никого не пускают, включая журналистов. В итоге что мы делаем: мы благодаря этой семье по пешеходным тропам переходим в соседнее село Борзой, где уже боевики, и снимаем интервью с ними, снимаем там какую-то движуху и так далее. Опять же этой тропой нелегальной возвращаемся обратно и возвращаемся с материалом, в котором у нас есть и военные, и боевики, все взвешенно, все как положено, и так далее. 

Эггерт: Глядя из 2021 года, важно ещё кое-что. Кольцов вспоминает, что, в отличие от сегодняшнего дня, отношения между журналистами независимых и государственных СМИ на первой, а позже и на второй чеченской войне были другими — они не чувствовали себя политическими противниками.

Кольцов: Тогда на тех войнах не было такой, во первых, идеологической разобщенности, все равно тоже российское телевидение это было, все-таки ельцинское телевидение, и так далее. И поэтому это было, как правило, взаимодействие, очень хорошая, здоровая конкуренция, когда ты получал кайф от того, что ты сделал конкурентов, залез куда-то в более опасное место, и так далее.

Аудиофрагмент: Шевчук — Мертвый город

Эггерт: На фоне непопулярной войны крайне непопулярной стала и российская армия. Тем более, что с чеченцами она явно справиться не могла. Одним из немногих, кто приехал на фронт и спел для военных был лидер группы ДДТ Юрий Шевчук. За это ему досталось в эфире того же НТВ. 

Аудиофрагмент: Шевчук в “Школе злословия”

Эггерт: У журналиста Бориса Кольцова споры с военными были пожестче. Весной 95-го он приехал на фронт с делегацией уполномоченного по правам человека Сергея Ковалева. 

Кольцов: Помню, тогда у меня была первая дискуссия с лейтенантом, который мне рассказывал, что мы предатели, мы работаем начеченцев. А я ему достаточно аргументированно объяснял, что у нас такая работа. Мы журналисты, и наша общественная задача в том числе то, за что люди платят налоги — это рассказывать о реальном состоянии дел. И поэтому, когда я еду со стороны чеченцев, снимаю войну, я таким образом выполняю свой журналистский долг, что абсолютно искренне. И надо сказать, что под конец этого разговора, по крайней мере, этот парень меня услышал. Не знаю, переубедил я его или заставил любить НТВ, но то, что разговор с повышенных тонов перешел на некий такой дискуссионный, это было очевидно. 

Аудиофрагмент: теракт в Буденновске

Эггерт: В июне 95-го Россию ждал новый шок. Почти двести вооруженных чеченцев под водительством полевого командира Шамиля Басаева прорвались через Дагестан в город Буденновск Ставропольского края и захватили городскую больницу, а в ней — почти тысячу заложников, больных, медсестер, врачей. Вспоминает Владимир Рыжков.

Рыжков: Решения могло быть только два. Первое решение — это штурм силами спецподразделений и понятно, что если был бы штурм больницы с полутора тысячами больных, там были роженицы, беременные, старики и инвалиды, то понятно, что были бы сотни жертв. И пациентов у поубивали бы больше, чем террористов. И второе решение было — это переговоры с Басаевым.

Эггерт: Президент Ельцин поручил вести переговоры председателю совета министров Виктору Черномырдину. 

Рыжков: Я прекрасно помню этот день. Я работал тесно с Виктором Степановичем Черномырдиным. Я помню, как он запустил свой кабинет, в Белом доме, премьерский кабинет, он запустил журналистов тележурналистов, и они снимали. Я сейчас не берусь сказать, было ли это в прямом эфире или потом это показали как репортаж, но не исключаю, что даже в прямом эфире он позвонил Шамилю Басаеву и сказал “говорите громче”, потому что там была плохая связь. 

Аудиофрагмент: Черномырдин говорит с Басаевым

Эггерт: В обмен на жизнь заложников, Басаеву и его террористам дали спокойно покинуть Буденновск. Некоторые сегодня считают тот диалог премьера с террористом в телеэфире унизительным, недостойным величия России. Владимир Рыжков не согласен. 

Рыжков: Все поддержали Черномырдина. У него тогда очень сильно вырос политический рейтинг, потому что люди увидели, что приоритетом является спасение жизни. Это во-первых. А во-вторых люди увидели, что это человек, который берет на себя ответственность. И когда он, уже после того, как он перестал быть премьер министром, приезжал в Буденновск, женщины в Буденновске падали на колени и целовали ему ботинки. Он падал на колени рядом с ними. Они ревели, он ревел, он их поднимал. Потому что город помнит его как человека, который спас тысячи жизней. 

Эггерт: Непопулярная война в прямом эфире стала головной болью для президента Ельцина. В 1996 году Борис Николаевич решил идти на второй президентский срок, а общественное мнение видело в нем виновника конфликта в Чечне. 

Аудиофрагмент: музыка

Эггерт: Давление на президента не прекращалось ни на день, даже со стороны его любимца и, как тогда считали, будущего преемника, губернатора Нижегородской области Бориса Немцова.

Аудиофрагмент: программа “Герой дня” с Борисом Немцовым

Эггерт:: Немцов сформулировал стоявшую перед Ельциным политическую дилемму предельно четко. 

Аудиофрагмент: программа “Герой дня” с Борисом Немцовым

Эггерт: В апреле 96-го российским ракетным ударом уничтожен Джохар Дудаев. Кремль начал долгожданные переговоры о мире. Ельцин впервые лицом к лицу встречается с лидерами сепаратистов. 

Аудиофрагмент: Ельцин и Яндарбиев

Эггерт: Эти события сыграли свою роль и в моей жизни. Весной 96-го года газета “Известия” решила задействовать на освещении войны всех своих журналистов по очереди, независимо от того, кто на какой теме специализировался. Но на фоне переговоров и постепенного затухания боевых действий “Известия” решили новых журналистов на фронт не отправлять. Чечню я так и не увидел. А в августе, после президентских выборов, в дагестанском городе Хасавюрт полноценный договор об основах отношений Чечни и России с новым чеченским лидером Асланом Масхадовым подписал секретарь Совета безопасности России генерал Александр Лебедь. 

Аудиофрагмент: Подписание Хасавюртовских соглашений

Эггерт: Мир после окончания первой чеченской оказался шатким и недолгим. Однако весной 96-го года мы этого знать не могли. Набирала обороты президентская предвыборная кампания.

Аудиофрагмент: песня Софии Ротару “Каким ты был”

Эггерт: Реформы и желание строить новую Россию и та энергия, с которой страна входила в 90-е годы — стали постепенно исчезать. И уже появился в телеэфире проект Константина Эрнста “Старые песни о главном” с его ностальгией по советским временам. Мы этого тоже не могли знать, но проект был предвестником эпохи, которой только предстояло наступить, и в которой мы сегодня живем. Но об этом — в новых сериях подкаста.

Аудиофрагмент: “Старые песни о главном”

Вы слушали третий эпизод подкаста «Ящик всевластия. Жизнь, смерть и будущее российского телевидения”. Это специальный проект Coda.Story, посвященный истории телевидения России от Горбачева до Путина. Меня зовут Константин Эггерт. В следующей серии я расскажу о том, как на российском телевидении смеялись над президентом, кто отправил больного Ельцина плясать перед камерами и что такое  “семибанкирщина”. 

Вы можете послушать подкаст на всех платформах, где вы привыкли слушать подкасты – Эпл.Подкасты, Гугл.Подкасты, Кастбокс, Яндекс.Музыка, Спотифай. Также не забывайте ставить нам оценки в подкастах Эпла и оставлять комментарии.

И если вам понравился этот эпизод, то мы будем очень благодарны, если вы поделитесь ссылкой на него в своих соцсетях. Мы хотим, чтобы о подкасте узнало как можно больше людей. 

Это третий выпуск нашего подкаста «Ящик всевластия». Чтобы не пропустить следующие выпуски, подписывайтесь на нашу рассылку и Телеграм-канал.